«Городу нашенскому» самой судьбой своей словно предначертано быть средоточием финансовой и деловой активности на Дальнем Востоке России. Не случайно ещё при царях, вкладывавших в него огромные финансовые ресурсы, Владивосток нередко называли «Третья столица России» – после Санкт-Петербурга и Москвы.
Что любопытно – история коммерческих операций во Владивостоке ведет отсчёт едва ли не с первых дней существования здесь ещё даже не города – военного поста, построенного под руководством 29-летнего прапорщика Николая Васильевича Комарова. 20 июня (2 июля по новому стилю) 1860 года, высадившегося на берег вместе с командой из 28 рядовых и двух унтер-офицеров. 31 человек покинули вошедший в Золотой Рог транспорт «Манджур», почти 33 богатыря из русских народных сказок. И труд на их долю выпал поистине богатырский.
Чем они тут занимались, достаточно подробно описано в исторической литературе: строили военный пост. История сохранила один из рапортов, направленных Комаровым вышестоящему начальству. В частности, 1 ноября 1860-го года прапорщик, оказавшийся весьма хозяйственным руководителем, докладывал командиру Уссурийского пешего батальона Амурского казачьего войска: «…имею честь донести Вашему Высокоблагородию, что во вверенном мне порту построено: одна казарма, одна кухня и один офицерский дом из елового леса, крытый тесом, план всех как законченных, так и предлагаемых построек препровождаю…»
Обратите внимание – 20-го июня крохотная команда высадилась на покрытый вековым лесом хвойных и лиственных пород берег, на котором не было ничего. Не считать же за строения, имевшуюся кое-где на склонах Тигровой сопки пару китайских фанз. Опять же – нужно понимать, что в распоряжении тогдашних строителей не имелось бензопил, тяжелой техники и прочих благ нынешней цивилизации. Топоры, двуручные пилы, стамески-долота, буравы, ломы, кайла, лопаты и прочий ручной инструмент, да ещё несколько лошадей – всё, что они могли взять с собой на берег.
А уже пять месяцев спустя здесь появилась какая-никакая, как стали говорить позднее «инфраструктура», позволившая первостроителям города пережить первую для них здесь, тяжелую зиму 1860-1861 годов. Надо ещё учесть, что климат в тогдашнем Владивостоке был пожестче нынешнего, ни о каком «глобальном потеплении» даже самые продвинутые метеорологи не догадывались…
Ну а какое отношение все сказанное имеет к предпринимательству, к зарождению деловой активности в ещё не получившем (до 1880-го года) статус города Владивостоке?
Самое непосредственное, хотя – строго говоря – называть первого командира поста Владивосток «коммерсантом» всерьёз едва ли уместно. Всё-таки, торговые операции, которыми ему приходилось заниматься, служили главной задаче командира – следить за тем, чтобы личный состав всегда был одет-обут, накормлен и напоен, а также не страдал от безделья.
Для покупки требуемого солдатам продовольствия казна отпускала натурой, т.е. выдавала из казенных складов (магазинов) в мирное время только крупы и хлеб (в печеном виде, сухарями или мукой). Остальные продукты, в том числе и мясо, роты как хозяйственные единицы, были обязаны приобретать у местных поставщиков. На это отпускались, так называемые “приварочные деньги”.
Вот и пришлось Николаю Васильевичу Комарову «взаимодействовать» с вездесущими китайцами, занимавшимися в бухте ловлей трепанга. Судя по всему, торговля – меновая и денежная, протекала успешно для обеих сторон. И все были довольны до поры до времени.
Известен любопытный документ, имеющий самое непосредственное отношение к первым годам существования Владивостока. Написан он по-китайски и датирован «Правления Сян-фэнь 11 года», то есть, 1861-м годом по-нашему. Это просьба китайских крестьян, писавших русским властям:
«Всем господам высоким властям кланяемся до земли, прося мира. Мы, китайские простолюдины, от провинции Шань-дунь до Восточных гор, просим об одежде и пище (о средствах к жизни).
Прежде сего Комаров жил в заливе Хай-шень-вэй и мы, крестьяне, свободно производили торговлю на деньги и меновую. Но после того как г. Комаров удалился, то мы при продаже: быка, лошади, свиньи, барана, вина, муки, кур, уток и других предметов, если запрашивали цену несходную, то есть дорого, то случалось неоднократно получать побои, и с удалением Комарова торговли совсем нет.
Если правила торговли не объяснены, если при ней случаются грабеж, притеснения, презрения, да и еще побои, – то кто решится торговать?
Высшая власть – не то, что народ, поставленный правителем, питает народ. Чего же мы можем надеяться?
Нижайше просим высшую власть дать (нам) мир.
Под сей бумагой подписывается Чен-Лао-Цзю».
Затем следовали ещё шестнадцать подписей китайских крестьян-негоциантов, бизнес которых с русскими, после отъезда прапорщика Н.В. Комарова «к дальнейшему месту службы» совсем увял. История умалчивает, какой была реакция русских властей на это послание. Но дошедшее до наших времён в буквальном смысле слова «через века» стремление китайских торговцев «для затравки» запрашивать совсем уже несуразные деньги, проиллюстрировано этим документом как нельзя лучше.
Наверное, стоит сказать ещё несколько слов о том, как кормили русского солдата в середине XIX века. Представьте себе: 1860-й год. До запуска в стране первого консервного завода, работавшего в том числе и на нужды русской императорской армии, оставалось ещё десять лет. Чем питались служивые в те годы? Сухари, квашеная капуста, солёная рыба (там, где можно было наловить и запасти), каши – ячневая, перловая или гороховая, «винное довольствие», составлявшее от 50 до 150 граммов водки в сутки, да выпеченный из ржаной муки грубый хлеб. Изредка к этому меню добавлялась солонина… Особых «разносолов» в тогдашней армии не было, как не было и походных кухонь Турчановича, начавших поступать на снабжение только с 1889-го года.
А ведь работы, причем крайне тяжелой физически и изматывающей даже крепких, здоровых мужиков, Николаю Комарову и его подчиненным хватало. Валить лес, заготавливать дрова и бревна для последующих построек, «распускать» дерево на доски с помощью примитивной лесопилки, планировать первые тракты и дороги в исследуемых день ото дня всё лучше окрестностях… На самом деле, труд этих солдат и унтеров, породителей Владивостока, мало чем отличался от ссыльнопоселенческого. Как писал современный уже историк и краевед А.А. Хисамутдинов, «Жизнь самих линейных мало отличалась от каторжной — изнурительные работы по 12–14 часов в день, зачастую без выходных и праздников, скудная, однообразная еда». Второй начальник поста Владивосток, мичман Евгений Степанович Бурачёк в своих воспоминаниях сравнивает быт первостроителей города с жизнью на необитаемом острове: «Да разве похождения Робинзона Крузо могут дать понятие о жизни тружеников-солдат?».
Возможно, им пришлось бы полегче, реши тогдашний генерал-губернатор всея Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев строить основной военный пост в более теплом и удобном для города заливе Посьет, или даже во Владимире (оба этих варианта предлагал адмирал Василий Степанович Завойко). Но, история не имеет сослагательного наклонения, и что сделано, то сделано…
К сожалению, в построенном собственными руками Владивостоке прапорщик Комаров пробыл недолго. 20 июня 1861 года (в годовщину основания поста!) он был отстранен от командования прибывшим на транспорте «Японец» инспектором, майором с «говорящей» фамилией Хитрово – по обвинению в хищении полутора вёдер казенного спирта. В переводе на современные меры – чуть меньше 20 литров. Мы не будем подробно останавливаться на этой мутной истории, достоверность которой вызывает вполне обоснованные сомнения. Скажем лишь, что дальнейшая судьба прапорщика Комарова не вполне соответствует той, которая должна была бы ожидать алкоголика и растратчика казенного добра.
Служба Отечеству прапорщика (которому во Владивостоке, несмотря на все усилия общественности до сих пор не поставлен памятник!) продолжилась на реке Уссури. Куда Николай Васильевич, вместе со своим «стройбатом» был переведен для топосъемки территории и возведения новых пограничных постов на российско-китайских рубежах. За давностью лет и скудностью сохранившихся сведений ничего более о жизни Комарова не известно, помимо того, что в 1875 году (после тридцати лет военной службы) он вышел в отставку в звании капитан-инженера, после чего его дальнейшие следы теряются.
Константин ЛЫКОВ.
